– Так это ты тот белый шаман, что детишек живьем в меня закапывает? – свистящим шепотом спросила она.
Белый поднял голову – и, увидев пронзительные старческие глаза на юном девичьем личике, завыл от ужаса и безнадежности.
Свиток 29
В котором черной женщине опять удается уйти
Женщина, оскальзываясь и спотыкаясь, бежала к воротам, унося лежащую у нее на руках маленькую Нэлэнчик прочь, прочь!
Задыхаясь от навалившейся вдруг нечеловеческой усталости, Донгар почувствовал, как колени у него подламываются, и сам рухнул в истоптанный торбозами наст.
– Девочка… где?.. – тяжело опираясь на меч, прохрипел возвышающийся над ним Хакмар.
Донгар только по-оленьи мотнул головой в сторону убегающей:
– Вон… уносит ее… Ингама…
Скорчившаяся у могилы полузасыпанная фигура шевельнулась, посыпались комья земли, и выглянуло до черноты перемазанное женское лицо.
– Тута я… – послышался рядом непривычно тихий и кроткий голос, совсем не похожий на обычные скандальные вопли Ингамы. – Нельку-то уже забрать можно или как, а, почтенные и уважаемые черные мальчики из Нижнего мира?
– На себя-то поглядите, тетенька, – кто тут чернее! – невольно огрызнулся Хакмар… и тут же замер с открытым ртом, глядя вслед торопливо поспешающей прочь женщине. – Если Ингама тут, то кто тогда… – не договорив, он сорвался с места и с обнаженным мечом в руке ринулся в погоню. – Эй ты, а ну, стой! Стой, кому сказано!
Женщина оглянулась на мгновение и тут же припустила еще быстрее, но Хакмару и этого было достаточно.
– Да это ж та толстая ведьма, что с твоей албасы прилетала! – завопил он, завидев широкую физиономию да выбившуюся из-под капюшона парки синюю прядь.
Донгар молча пронесся мимо – земля перед улепетывающей теткой вздулась горбом, отрезая ей выход с кладбища. Ни на миг не сбавляя бега, та окуталась голубоватой дымкой – и со свистом взвилась в небо, унося с собой спящую девочку. Донгар заорал…
Поток резко пахнущей воды, темной, как сажа, и густой, хлынул на улетающую жрицу прямо из Ночного воздуха! Черная вода бешено зашипела, столкнувшись с Огненным ореолом вокруг толстухи – и полыхнула алым! Вопя, жрица шлепнулась на землю, как ворона с опалеными перьями! Воздух рядом с ней глухо чпокнул – из пустоты высунулась тонкая девичья рука с крючковатыми, отблескивающими сталью когтями. И вцепилась толстухе в волосы прямо сквозь капюшон парки!
– Бросай девочку! Бросай, Синяптучка, кому говорю! – раздался яростный вопль, и из воздуха вывалилась Аякчан. Длиннющими черными когтями она ухватила растрепанные грязно-синие патлы толстухи и принялась бешено их трясти. Да она сейчас все имеющиеся души из этой синей поганки вытрясет! Мало она в школе девчонок мучила, теперь за совсем маленьких принялась! Рыча, как разъяренный медведь, Аякчан остановилась… Что-то было не так, что-то… Синяптук не орала, не визжала и не пыталась сопротивляться – это Синяптук-то! Толстая наставница болталась в ее хватке, как тряпичная кукла, и физиономия у нее была безучастной и равнодушной: выпученные и неподвижные, как пуговицы, глаза, застывшая полуулыбка на слишком красных, будто вымазанных кровью губах, и волосы… Аякчан стало мерзко – волосы, в которые она вцепилась, были сухими и крошились под пальцами, как тысячедневная пыль. А еще от Синяптук веяло жаром, как от разогретого чувала!
Аякчан невольно попятилась, отстраняя странно изменившуюся мальвину на расстояние вытянутой руки… Сверху обрушился истошный визг, и что-то черное и растопыренное, похожее на громадную летучую мышь, рухнуло между ней и Синяптук. Аякчан показалось, что ей заехали в грудь осадным бревном! Ее швырнуло в сторону, она перекувырнулась через голову и, как сброшенная с высоты лягушка, ляпнулась у самых ног Хакмара.
– Что, нравлюсь такая? – сдавленно прохрипела она, с трудом поднимая голову и ловя на себе совершенно безумный взгляд мальчишки. Она отлично знала, что он сейчас видит, будто по-прежнему глядела на свое изменившееся отражение в зеркале темных вод: зубы-шилья, между которыми пляшет длинный, хоть вокруг собственных коленок обматывай, раздвоенный язык, и глаза – полные сапфирового блеска треугольные глаза на заострившемся лице! Ну и когти, конечно!
– Хи-хи-хи! Сестричка Айка показала кузнецу свое личико! – захихикал сзади мерзкий старушечий голосок.
– Черная! – завопил Донгар.
– Какая я тебе сестричка, ты, старая вешалка Нижнего мира! – изогнувшись, как кошка, Аякчан кинулась на черную женщину. Та метнулась в сторону – Аякчан пролетела мимо, взрыв когтями снег, стремительно развернулась и взмахнула рукой – мгла междумирья развернулась, окутывая ее серым платком. Вихрь закрутился у Черной под ногами, вознося ее в воздух, – серая мгла безобидным редким туманом растянулась между Черной и землей. Стремительно крутящийся смерч трепал полы и ворот парки, поднимая Черную все выше и выше…
Аякчан щелкнула пальцами. Плывущая поперек луны жиденькая белая тучка ринулась к ней. Девочка с маху вскочила на облако – вот и не пришлось просить Айгыр научить ее ездить на тучах…
Застывшая, как древесный столб, Синяптук вдруг резко вскинула руки – столб Огня ударил прямо в Аякчан.
– Ложись! – кто-то сшиб девочку с ног, тучка под ней лопнула с громким хлопком. Они прокатились по земле и рухнули в выкопанную для Нэлэнчик могилу. Огненный шквал с сухим шелестом пронесся над головой и исчез.
– Слезь с меня немедленно! – завопила Аякчан и с силой отпихнула навалившегося на нее Хакмара.
Подтянувшись, она выскочила из могилы.
Но в битву уже вступил Донгар. Земля под Черной вздыбилась – похоже, Калтащ еще соглашалась отдавать черному шаману свою силу. Длинный корень захлестнулся на ноге повисшей в воздухе старушонки. Визжащую Черную рвануло к земле. Хрустнул проломленный снежный наст – второй корень выметнулся из трещины и обвился вокруг шеи Черной…
– Дави ее, шаман! – свирепо завопила вылезающая из могилы Аякчан… и замолчала, издав жалобный полузадушенный писк.
Длинная парка бьющейся в хватке корней нижней албасы задралась… в кольцах обвившейся, как змея, единственной руки черной женщины безмятежно спала Нэлэнчик. А острый, как Хакмаров клинок, коготь Черной был прижат к пульсирующей жилке на шее девочки.
Аякчан почувствовала, что сейчас она почти ненавидит этого ребенка! Это не девочка, это переходящее школьное Пламя какое-то!
– Отпус-сти меня, ш-шаман, быс-стро! – просипела Черная.
Корень на ее шее еще несколько мгновений держался, потом одним судорожным движением стиснул Черной горло, будто сожалея о невозможности задавить эту тварь окончательно, и, размотавшись, со скрипом втянулся в землю. Путы на ногах тоже опали. Судорожно кашляя, Черная откатилась в сторону. С громкими отчетливыми щелчками ее длинная многосуставчатая рука размоталась – спящая Нэлэнчик повисла в хватке когтей, как пойманный за шкирку щенок.
– С-стой на мес-сте, ш-шаман, – брезгливо держа девочку на вытянутой руке, прошипела нижняя албасы. – Только ш-шевельнись, и я порву ей горло! И всю слободу выс-сосу!
Шагнувший было вперед Донгар неуверенно попятился, следя за нижней раскаленными, как зев чэк-ная, глазами. Пригибая мальчишку к земле, на плечи ему рухнула непомерная тяжесть. Шаман упал на колени, извернулся, пытаясь подняться, – заламывая ему руки за спину, на него навалился кузнец Бута. Глаза его были пусты, словно кто-то протер их снегом, лишая всякого выражения. Чьи-то пальцы крепко дернули Аякчан за щиколотку, и она плашмя рухнула на землю. Распростертая на насте Ингама крепко сжимала пальцы на ноге Аякчан, и лицо женщины было неживым, совершенно неподвижным. Рывок – Ингама подтянулась поближе… и впилась в ногу девочки зубами!
– А-а! – от неожиданной боли заорала Аякчан.
Хакмар подскочил и изо всей силы съездил Ингаму рукояткой меча по голове. Но со всех сторон уже поднимались слободчане – с такими же пустыми, безжизненными лицами, как у Синяптук. Уставившись перед собой совершенно неподвижными, пуговичными глазами, они неспешно двинулись на пятящихся ребят.