–  Красная кровь заалеет… С красным дыханием прощается… – шепнул ей в ухо показавшийся знакомым голос.

Аякчан сложила ладони ковшиком, и тут же они до краев наполнились дымящейся алой кровью.

–  Беда, ох, беда! Дурной знак! – простонал все тот же голос. – Ищи, ищи Черную! – на плечи ей словно обрушилось что-то тяжелое, шею стиснуло. – Не расплещи кровь!

Не сводя глаз с крови, наполнившей ее ладони, Аякчан стала подниматься по возникшей рядом с ней лестнице. Веревочные ступеньки прогибались под ногой. Лестницу качало, и качалась туда-сюда кровь в ладонях, густые темные капли одна за другой просачивались между пальцами и с шипением исчезали в пустоте. Лестница затряслась, Аякчан почувствовала запах паленого – и, цепляясь за веревочные ступеньки только пальцами ног, мгновенно крутанулась в сторону, расплескав из чаши ладоней веер алых брызг. Там, где она только что стояла, разбрызгивая искры, прокатился шар Алого огня. Аякчан зашлась скрежещущим хохотом и вернулась обратно на ступеньки. Снова шаг за шагом начала подниматься. Только вот тяжесть на плечах мешала…

Девочка запрокинула голову. Прямо на нее, подскакивая на колючих звездах, как на дорожных ухабах, катился громадный сверкающий ледяной шар. Аякчан неторопливо шагнула назад и зависла в пустоте. Шар с грохотом пронесся мимо. Аякчан чуть раздвинула ладони, позволяя алой струйке улететь вдогонку шару. Лед зашипел, как от кипятка, в гладких отполированных боках появились безобразные дымящиеся язвы, и шар понесся вниз, постепенно истаивая. Аякчан двинулась дальше по ступеням…

–  Трах! Бабах! Бум! – приглушенный грохот донесся до нее сверху. Аякчан подняла глаза. Цепляясь за веревочные ступеньки, на нее мчалась бугристая каменная глыба. Изрытые вмятинами бока дышали Алым жаром, будто глыба только что вырвалась из-под земли, следом волочился шлейф черного дыма. Аякчан еще раз рассмеялась своим новым, скрежещущим смехом и, как только глыба оказалась у нее над головой, с размаху выплеснула на нее кровь из ладоней.

–  А-а-а! – раздался нечеловеческий вопль боли. Глыбу раздуло, будто протухшую рыбину, и она с треском лопнула, распространяя вокруг себя волну удушливого черного дыма. На Аякчан, скаля кривые железные зубы, уставилась черная морда с подернутым пленкой глазом и одной железной ноздрей.

–  Чш-што тебе надо, Эрлика дочь? – прохрипела тварь.

–  Тебя, с-сестренка! – прошипела Аякчан в ответ и ничуть не удивилась, когда из ее собственных уст выскочил длинный раздвоенный язык и закачался перед мордой твари, извиваясь, как змея.

Черная женщина издала длинный пронзительный вопль – два шлейфа дыма взметнулись вокруг ее плеч, как крылья нетопыря. Кувыркнувшись в воздухе, она понеслась прочь.

–  Выан! – вырвался из глотки Аякчан пронзительный охотничий крик. – Не уйдешь! Выан-ан! – и вытянув тонкие до прозрачности руки с изящными пальцами, заканчивающимися кривыми, черными, отблескивающими сталью когтями, Аякчан ринулась в погоню.

–  Скорее, моя албасы! Скорее, девочка-жрица! – завизжал ей в ухо знакомый голос.

«Какая еще девочка-жрица?» – сквозь яростный азарт погони промелькнула мысль. Аякчан прибавила скорость – спина черной женщины словно прыгнула на нее, оказавшись совсем близко, на расстоянии хорошего рывка. Аякчан растопырила когти… «Да ведь это я – девочка-жрица! – пробилась новая мысль. – Ученица Храма, третий День обучения… И куда это я лечу?»

–  Не останавливайся, девочка-жрица, быстрее! – снова завопил все тот же голос – и Аякчан что-то брыкнуло.

Девочка опустила глаза и увидела… свисающие ей на грудь пару ног в залатанных меховых штанах и старых торбозах. Она повернула голову – и уткнулась носом… в чью-то коленку.

–  Не стой, не стой – улетит Черная, снова людей высасывать станет! – тяжесть у нее на плечах заскакала.

Аякчан запрокинула голову… и глаза в глаза уставилась на сидящего у нее на плечах Донгара.

–  Да чтоб она тебя засосала по самые торбоза! – чувствуя, как от дикой ярости ее начинает трясти, процедила девчонка. – Ты чего это мне на голову сел и ножки свесил?

Проклятый мальчишка удивленно похлопал глазами и, как нечто само собой разумеющееся, сообщил:

–  Потому что ты все-таки моя небесная жена! Ну давай, полетели, а то и правда она уйдет, даже где прячется, не увидим. – И еще шею ей коленями сдавил, как верховой оленихе!

–  Поех-хали! – трепеща раздвоенным языком, согласилась Аякчан… и, взбрыкнув ногами, кувыркнулась вниз головой.

–  Ты что делае-ешь! – отчаянно цепляясь за ее уши, заорал Донгар.

Ах, ты еще и за уши хватать! Девчонка заверетелась в воздухе, рассекая плотную серую дымку окружающей пустоты.

–  Прекра… Прекрати! – отчаянно орал Донгар, хватаясь то за шею, то за волосы.

«Больно же, гад ты ползучий! Ну сейчас получишь! – Аякчан помчалась сквозь пустоту, резко кренясь то в одну сторону, то в другую. – Эх, жаль, тут и впрямь пустота, а то б шарахнула незваного седока обо что-нибудь!»

–  А ну отпустил волосы! – приказным тоном школьной богатырки Алтын-Арыг гаркнула девчонка. Рык подействовал – хватка на ее волосах разжалась. И точно в тот же миг Аякчан перевернулась вниз головой…

–  А-а-а! – с отчаянным воплем Донгар сверзился с ее плеч.

Извернулся в полете… и судорожно вцепился Аякчан в ногу. Повис, раскачиваясь в пустоте. Хватка его пальцев на щиколотке была как кандалы. Аякчан улыбнулась со змеиной ласковостью наставницы Солкокчон, глядя сверху в бледное запрокинутое лицо мальчишки. И медленно подняла вторую ногу – вот сейчас этот недоделанный шаман огребет пяткой в нос!

–  А нос парню сломаешь – кто чинить будет? Кузнец железный выкует? И не много вам железноносых?

Аякчан обернулась. Топча серую пустоту раздолбанными торбозами, к ней ковыляла ветхая сгорбленная старушонка. Неопрятно-седая голова осуждающе качалась, тряслись битые молью накладные черные косы, качались золотые подвески в виде гусей и зайцев. Старушонка остановилась, уперев руки в бока, точно как скандальные стойбищные бабки, и уставилась на Аякчан… совсем молодыми, девчоночьими глазами.

–  Вот всегда ты такая драчливая была – будто не девочка, а сорванец в платье! Кончай безобразничать, а то матери расскажу! – потребовала она. – Пущай она на тебя Огнем дыхнет!

Аякчан недоуменно похлопала глазами – а потом издала короткий недоуменный смешок. Ее несчастная жалкая мать, дышащая Огнем, – нелепее картины невозможно и вообразить! Разве что похудевший отец да подобревшая мачеха!

–  Вы, бабушка, сами не понимаете, о чем говорите! – стараясь сохранять остатки хороших манер, вместо того чтоб просто предложить назойливой старухе валить прямо в Нижний мир, сказала Аякчан.

–  А ты не говори, не говори, что другие не понимают! – визгливо прикрикнула на нее старуха. – А то ведь может оказаться, что это ты не понимаешь – то-то над тобой смеху будет! – И старуха зашлась мелким кудахтающим хохотком, скаля щербатые зубы.

–  И вовсе ничего смешного, бабушка Калтащ! – заорал висящий на ноге у Аякчан мальчишка. – Она и правда ничего не понимает!

«Калтащ? – Аякчан растерянно уставилась на старуху. – Неужто это и вправду – сама великая Мать?»

–  Она – моя небесная жена, а меня не слушается! Нижнюю ведьму ловить надо, а она меня скинула! Неправильно так-то! – крикнул болтающийся над пустотой Донгар и попытался вскарабкаться повыше, ухватившись за коленку Аякчан. За что тут же хлестко получил по руке и когтями по физиономии. – Видишь, бабушка Калтащ? Скажи ей!

–  Сам скажи, – фыркнула старуха. – Она твоя небесная жена, вот ты с ней и справляйся!

–  Никакая я ему не ж-ш-шена! – прошипела Аякчан, разъяренно трепеща раздвоенным языком и угрожающе сжимая и разжимая когти. – И никто, слышишь, ты, ведьма старая, никто не сможет со мной справиться!